Что лежит в основе периодизации средневековья. Периодизация эпохи средневековья в западной европе. В исторической науке

Принципы периодизации до сих пор весьма различны в зависимости от того, какие факторы развития кладутся в их основу. Долгое время полагали, что это должно быть социально-экономическое развитие. В соответствии с этим вся история человечества представлялась как последовательное движение, ступени которого должны пройти все народы мира, хотя и, возможно, в разное время. Таким образом выстраивался формационный подход к истории. Началом объявлялся первобытно-общинный строй; древность считалась временем рабовладельческого строя; средневековье – периодом формирования, расцвета и упадка феодализма; новое время – зарождения и упадка капитализма через стадию империализма; наконец, последним периодом и венцом исторического развития полагались социализм и коммунизм.

Даже в период господства подобного подхода было ясно, что эта условная схема «не играет» во многих районах мира. Далеко не все общества прошли через рабовладельческий строй, хотя рабовладение как уклад нередко сохранялось в течение долгих веков во многих странах мира.. Складывание отношений господства и подчинения, появление социальных страт эксплуататоров и эксплуатируемых, выделение верхушки общества, формирование государств (процессы политогенеза) настолько разнообразны и разделены во времени, что их трудно «уложить» в подобную периодизацию. Определение «феодализма» основано на материале западноевропейских обществ и не всегда даже в разных районах Европы, а тем более за ее пределами реальная ситуация отвечала этому термину. Само это понятие достаточно условно. Это отмечали еще К.Маркс и Ф.Энгельс, чьи взгляды были положены в основу формационного подхода. Маркс писал: «…один и тот же экономический базис … может обнаружить в своем проявлении бесконечные вариации и градации , которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств ». А Энгельс указывал: «Разве феодализм когда -либо соответствовал своему понятию ? Возникший в западно -франкском королевстве , развитый дальше в Нормандии норвежскими завоевателями , усовершенствованный французскими норманнами в Англии и Южной Италии , он больше всего приблизился к своему понятию в Иерусалимском королевстве , которое оставило после себя в «Иерусалимских Ассизах » наиболее классическое выражение феодального порядка ».

В странах Азии и Африки социально-экономический строй многие авторы определяли как «восточный феодализм». Но даже при принятии подобного подхода заметно, что такие отношения либо складывались весьма поздно, либо, если возникали, то и продолжали существовать вплоть до Х1Х века и даже позднее.

Это «неудобство» востоковеды ощущали довольно давно. Так, И.М.Дьяконов вообще предпочел вместо «рабовладельческих» государств говорить о «древних». Ю.И. Семенов и ряд других предлагали заменить этот строй «кабальным» и т.п. Не многие историки разделяли эту тоску зрения. Более живучей оказалась теория «азиатского способа производства». Впервые упомянутая К.Марксом, она пережила несколько периодов забвения и временного возрождения, которые всегда сопровождались весьма бурными дискуссиями. В основе ее лежит убеждение, что в странах Азии и Африки господствует не частное, а государственное землевладение, и власть государства всеобща и безгранична. Это кажется справедливым, если обратиться, например, к истории Китая. Однако в целом ряде регионов (в частности, на Ближнем Востоке) даже на рубеже древности и средневековья уже возникали частные земельные владения, межевое устройство и т.п. Было даже предложено выделить внутри этого способа производства особый «африканский», основанный на государственной монополии на внешнюю торговлю золотом. Этот подход оказался нежизнеспособным, он не охватывал все страны Востока, оставался частным случаем лишь для небольшого числа районов.

Ныне весьма популярным стал цивилизационный подход. В этом случае в основу определения кладется не «вертикальный», временной хронологический принцип, а «горизонтальный», базирующийся на особенностях духовной культуры того или другого региона. Авторы монографии «Эволюция восточных обществ» таким образом определяли понятие цивилизации: «Цивилизация … представляет собой исторически сложившееся единство материальной и духовной культуры , продукт весьма длительного существования более или менее стабильной этнодемографической общности , занявшей определенный ареал ойкумены ». По мнению сторонников этого подхода, изменения во времени имеют подчиненное значение, а то и вообще не важны, тогда как разница в духовной культуре играет ведущую роль. В соответствии с этим выдвигаются на первый план историко-культурные, а не социально-экономические процессы.

Во все времена доиндустриального периода, да и позднее, главными составляющими, зачастую определяющими всю духовную жизнь общества, были системы миропонимания, оформленные в религиозную форму. Безусловно, религию нельзя считать единственной определяющей силой развития общества. Но нельзя и не учитывать ту роль, которую она сыграла в создании того или иного общества, заложила основы цивилизационного единства отдельных регионов и цивилизационного разнообразия мира. Поэтому естественно, что выделялись в зависимости от господства той или иной конфессии, выделялись отдельные «миры»: исламский; индуистко-буддийский; конфуцианский, христианский, африканский тропический. На деле четких границ между ними провести нелегко, они весьма размыты, и уровень развития внутри этих «миров» зачастую демонстрирует больше сходных черт с иными регионами, нежели внутри них в разные временные отрезки. Да и внутри этих цивилизаций немало подразделений. Так, исламская цивилизация охватывает не только Ближний и Средний Восток и Северную Африку, но и Индостанский полуостров, часть Юго-Восточной Азии (а немалую роль до 7-8 вв. играл зороастризм); в индуистко-буддийский мир входят, помимо Индии и Цейлона, и Тибет, и Монголия, и Дальний Восток (в каждой из частей этого региона - свои формы буддизма); конфуцианский объединяет Китай и Японию, при этом в нем большую роль играет и буддизм; в христианской цивилизации выделяются католическая Западная Европа и Восточная Европа, наследница Византии. Добавим, что каждый цивилизационный регион был поликонфессиональным, хотя иные системы миропонимания (включая локальные традиционные верования) оставались на периферии культуры, а определяющими были именно ислам, буддизм, индуизм, христианство.

Каждая из них обладает рядом специфических черт. Ислам, возникший в УП в. в среде арабов, вобравший верования и систему социальных отношений как кочевников, так и населения земледельческих оазисов и торговых городов, стал определяющей силой крупной афро-азиатской цивилизации. Нормами поведения и в частной и в общественной жизни стал шариат – мусульманский свод законов, основанный на безграничной вере в Аллаха, покорности всех слоев населения его воле в лице пророка, халифов и духовенства. Ценность личности не существовала, отдельный человек рассматривался лишь как песчинка перед ликом всемогущего Аллаха, без воли которого ничто в мире не происходит. Фатализм, фанатизм, покорность любым переменам в судьбе – сущность этой религии. Ими объяснялись и деспотизм правителей, и сословное деление, и социальная мобильность. Устойчивость системы гарантировалась верой в загробное блаженство (при условии фанатичного следования догмам ислама) и определяемой шариатом поддержкой низших слоев общества через обязательный налог в пользу бедных. Покорность всего общества (вне зависимости от сословной принадлежности), повиновение любой власти как выражению его воли – отличительные черты этой цивилизации.

От нее значительно отличается индуистко-буддийская цивилизация. Система миропонимания этой традиции заложена в древности, что наложило свой отпечаток на все стороны жизни обществ Южной и Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока. Здесь, в соответствии с догматом, на первый план выходит индивидуальность – каждый человек сам должен заботиться о пути к личному спасению через достижение нирваны и через выход из кармического пространства. Эта индивидуализация веры сочетается, как ни странно, с жесткой регламентацией жизни в коллективе, в индуизме – в касте. Кастовая система, свойственная индуизму, сложилась в древности, в средневековье она претерпела некоторые изменения, но осталась прочной основой индуистского общества. Это препятствовало социальной мобильности – уже с рождения было предопределено место каждого человека в социуме. В то же время личное спасение невозможно без «Ахимсы» - искренней заботы как о человеке, так и о каждом живом существе. Многие религиоведы отмечают такую специфическую черту этой цивилизации как высокую культуру чувств – готовность к самопожертвованию, высокому долгу и т.п. Все это определяло свои особенности, свойственные лишь этой цивилизации.

В китайско-конфуцианской цивилизации самой существенной чертой является социальная этика и строго регламентированное поведение. Именно на этих древних постулатах зиждилась стабильность структуры. Главным было абсолютное господство социально-политическкой нормы над индивидуальной волей. Государство олицетворял император, получавший, по представлениям конфуцианцев, «мандат Неба» от высших сил. Важнейшим же делом было самоусовершенствование человека-мудреца, особенно главы государства, «совершенного мужа». Для всех обязательны сыновнее почтение и покорность вышестоящим; ориентация на постижение знаний, трудолюбие подобные добродетели, провозглашенные Конфуцием (Лао Цзы) еще до н.э. Через эти постулаты реализовывался принцип равных возможностей. Каждый, овладевший знаниями, приблизившийся к мудрости, мог подняться по социальной лестнице до самых высот. «Совершенный правитель» олицетворял собой государство, бывшим собственником как земли, так и подданных. Система эта была столь прочна, что ее не расшатало появление ни буддизма (пришедшего из Индии), ни даосизма и других направлений мысли, возникших в самом Китае.

Африканская тропическая цивилизация имеет свою специфику, характерную для народов Африки южнее Сахары. Северная же Африка с середины УП в. н.э. вошла в зону мусульманской цивилизации. В этом же регионе, несмотря на проникновение ислама (Западная и Восточная Африка) и христианства (Эфиопия, Конго) главенствующую роль продолжали играть традиционные черты. Особенности естественной географической среды (расположение большей части континента вдоль экватора по обе ее стороны; обширность экваториальных лесов и пустынь; специфика почв с тонким гумусным слоем и высоким содержанием железа)), а также длительное пребывание на дальней периферии мировых цивилизаций древности имели результатом высокую степень адаптации к среде. Это способствовало более длительному сохранению архаических форм социальной организации, приобретению со временем значительную устойчивость. Несмотря на существование различных ареалов, можно выделить и общие для всего континента черты. Это прежде всего непосредственная связь социокультурной деятельности и психофизического опыта; большое значение ритуально-магической практики как основы жизненного цикла человека и важнейшего средства традиционной коммуникации: она основывалась на сложной системе анимистических, фетишистких знаний и действий, культе природы и предков (местами, как у йоруба в современной Нигерии или ашанти в Гане, например, становившегося общегосударственным). Даже при обращении в ислам или христианство эти черты продолжали играть весьма существенную роль.

Америка была освоена «хомо сапиенс» гораздо позднее, чем Европа и Азия. Это обстоятельство и необходимость освоения громадных территорий, разнообразных ландшафтов от горных массивов до болотистых бассейнов рек стали причиной относительно медленного общественного развития. Лишь в зоне Мезоамерики и к юго-западу от нее сложились крупные политические объединения. Большие пространства отделяли эти цивилизационные очаги друг от друга и не давали возможности взаимовлияния, которое было типичным для обществ Европы и Азии. Народы Америки не знали колеса, плуга, верховых животных, но сумели создать развитые строго регламентированные иерархические общества. Существеннейшей чертой их было господство политеистической идеологии с множеством божеств и выделением главнейших. Культ Солнца у инков и богов войны и плодородия у майя и ацтеков определяли всю жизнь этих государств. Политические образования, созданные майя, ацтеками, муисками, инками можно определить как «ранние государства», сохранявшие немало реалий догосударственных обществ, но по сути своей уже служащих государству и его верхушке, а не всему обществу, как это было ранее.

Все эти цивилизации имеют и сходные черты. Они отличаются адаптационным типом развития. Системы миропонимания каждой из них, несмотря на их различие, едины в отношении взаимодействия с природой, стремлении сохранения окружающей среды, приспособления к ней, использования природных ресурсов без разрушения их и разработки систем сохранения и возобновления. Все они имеют глубокие древние традиции, которые сохранялись (и нередко сохраняются) в течение многих веков. Наконец, для всех характерно доминирование общества над личностью, как в духовной, так и в экономической сфере. Стремление к частной собственности должно подавляться и контролироваться либо государственной системой (как в исламском мире и Китае), либо жесткой кастовой структурой.

Европейская, христианская цивилизация значительно отличается от всех восточных. Она вобрала в себя наследие средиземноморской античности. Здесь уже в древности возникли и постепенно крепли частная собственность; специфические политические формы, не связанные с единоличной властью (полис, демократия, республика); четко выработанные правовые нормы; вычленение индивида из коллектива. Некоторые исследователи даже полагают, что можно говорить о зарождении гражданского общества. Ученые на Востоке нередко упрекают европейцев в рациональности, индивидуализме, господстве над-природного сознания в противовес чувственности, коллективному сознанию, неразрывности с природой – чертах, свойственных людям не-европейских цивилизаций.

Византия и испытавшая ее большое влияние (особенно после Великой Схизмы Х1 в. – разделения церквей на западную католическую и восточную православную), бывшие ближе к восточным цивилизациям, составляют особый вариант христианской цивилизации. Здесь не было прямых сокрушительных завоеваний ни гуннами, ни готами, ни аварами и т.д. и в большей степени сохранилось античное наследие: право восходило к постримскому, императорская власть была более самостоятельной, нежели в западной Европе (долго сохранялось и обожествление его). Церковь, хотя богословские идеи пронизывали всю жизнь империи, не претендовала, как Римское папство, на исключительную роль в обществе. Дольше сохранялась идея циклического исторического времени.

В последние годы все большую популярность приобретает многофакторный подход. Наиболее четко он прослеживается в трудах Тойнби и во французской «Школе Анналов». Последователи этой точки зрения на исторические исследования считают, что равно важны все черты, составляющие комплекс общества – и экономические, и социальные, и политические, и «хозяйственно-бытовые», и «семейные», и, конечно, факторы духовной жизни, прежде всего конфессиональные.

Наиболее рациональным представляется «комбинированный» подход, учитывающий как формационные, так и цивилизационные черты. Многие элементы культуры, политики, социальной структуры характерны для многих обществ, хотя они и принадлежат к разным цивилизациям. В этом проявляется стадиальный принцип исторического развития. По определению Д.М.Бондаренко, «стадиальное – совокупность , система его элементов , свойств , черт , универсальных для социальных организмов определенного уровня социально -экономического и этнокультурного развития и именно благодаря достижению этого уровня существующих ». Обе системы – стадиальная и цивилизационная тесно взаимодействуют и в каждой цивилизации стадиальные черты принимают свои особые формы. Многие современные исследователи считают, что взаимокорреляция между ними выражается в двух путях приспособления к естественной среде: эволюционной для стран Европы и адаптационный для Азии, Африки, Америки.

Глава 1

Сущность понятий

«средние века» и «феодализм»

История народов и государств современной Европы началась в эпоху, условно определяемую в исторической литературе как «сре­дневековье». Со времен античности понятие Европы (от семит­ского корня Эреб), отождествляемое с географическим определе­нием «Запад», противопоставлялось Азии (корень Асу), или Вос­току. Термин Европа, действительно, заключает в себе некую территориальную целостность народов и государств, история которых обнаруживает общность экономического, социально-поли­тического и духовного развития. Вместе с тем, своеобразие ее за­падной части, отчетливо определившееся именно на этапе сре­дневековой истории, позволяет выделить Западную Европу в качестве локальной цивилизации, существующей в рамках более крупного цивилизационного единства, каким является Европа в целом.

Географический смысл понятия Западной Европы не совпадает с историческим и предполагает прибрежную полосу на западной оконечности евразийского континента, с мягким морским кли­матом.

Историческое понятие Западной Европы на этапе средневековья включает в себя историю таких стран, как Англия, Франция, Гер­мания, Швейцария, Бельгия и Голландия, государств Пиреней­ского и Апеннинского полуостровов, скандинавских стран - Да­нии, Норвегии, Швеции, а также Византии, преемницы Восточ­но-Римской империи. Пограничное положение последней страны и ее огромное влияние на судьбы всей европейской цивилизации предопределило принадлежность ее истории как Западу, так и Востоку.

В первые века нашей эры большая часть Западной Европы была заселена кельтскими народами, частично романизованными и включенными в состав Римской империи; затем, в эпоху Велико­го переселения народов эта территория стала местом расселения германских племен, тогда как Восточная Европа стала местом рас­селения и исторической активности главным образом славянских народов.

«средние века» и «феодализм»

В исторической науке

Термин «средние века» - перевод с латинского выражения me­dium aevum (средний век) - был впервые введен итальянскими гуманистами. Римский историк XV в. Флавио Бьондо, написавший «Историю от падения Рима», пытаясь осмыслить современную ему действительность, назвал «средним веком» период, который отделял его эпоху от времени, служившего гуманистам источником вдохновения - античности. Гуманисты оценивали в первую оче­редь состояние языка, письменности, литературы и искусства. С позиций высоких достижений культуры Возрождения средние века им виделись как период одичания и варваризации античного мира, как время испорченной «кухонной» латыни. Эта оценка надолго укоренилась в исторической науке.

В XVII в. профессор Галльского университета в Германии И. Кел­лер ввел термин «средние века» в общую периодизацию всемир­ной истории, разделив ее на античность, средневековье и новое время. Хронологические рамки периода были обозначены им вре­менем от разделения Римской империи на Западную и Восточ­ную части (завершилось в 395 г. при Феодосии I) до падения Кон­стантинополя под ударами турок в 1453 г.

В XVII и особенно XVIII в. (веке Просвещения), которые озна­меновались убедительными успехами светского рационального мышления и естественных наук, критерием периодизации все­мирной истории стало служить не столько состояние культуры, сколько отношение к религии и церкви. В понятии «средние века» появились новые, по преимуществу уничижительные, акценты, из-за которых история этого периода стала оцениваться как вре­мя стеснения умственной свободы, господства догматизма, рели­гиозного сознания и суеверий. Начало нового времени, соответ­ственно, связывалось с изобретением книгопечатания, открытием европейцами Америки, Реформационным движением - явления­ми, которые существенно расширили и изменили умственный кругозор средневекового человека.

Романтическое направление в историографии, возникшее в нача­ле XIX в. в значительной мере как реакция на идеологию Просве­щения и систему ценностей нового буржуазного мира, обострило интерес к средневековью и на какое-то время привело к его идеа­лизации. Преодолеть эти крайности по отношению к средневеко­вью позволили изменения в самом процессе познания, в способах постижения европейским человеком природы и общества в целом.

На рубеже XVIII и XIX вв. два достижения методологического характера, важных для развития исторического познания, сущест­венно углубили понятие «средние века». Одним из них явилась идея непрерывности общественного развития, сменившая теорию круговорота, или циклического развития, идущую от античности, и христианскую идею конечности мира. Это позволило увидеть эво­люцию западноевропейского средневекового общества от состоя­ния упадка к экономическому и культурному подъему, хронологи­ческим рубежом которого явился XI век. Это было первое замет­ное отступление от оценки средневековья как эпохи «темных веков».

Вторым достижением следует признать попытки анализа не толь­ко событийной и политической по преимуществу, но и социаль­ной истории. Эти попытки привели к отождествлению термина «средние века» и понятия «феодализм». Последнее распространи­лось во французской публицистике накануне Французской рево­люции 1789 г. как производное от юридического термина «феод» в документах XI-XII вв., обозначавшего земельное имущество, переданное в пользование за службу вассалу его сеньором. Его аналогом в германских землях являлся термин «лен». История сред­них веков стала пониматься как время господства феодальной, или ленной системы общественных связей в среде феодалов - земельных собственников.

Существенное углубление содержания анализируемых терминов дала наука середины - конца XIX столетия, достижения которой были прежде всего связаны с оформлением новой философии истории - позитивизма. Направление, принявшее новую мето­дологию, явилось первой наиболее убедительной попыткой пре­вращения истории собственно в науку. Ее отличали стремление заменить историю как занимательный рассказ о жизни героев историей масс; попытки комплексного видения исторического процесса, включая и социально-экономическую жизнь общества; исключительное внимание к источнику и разработке критичес­кого метода его исследования, который должен был обеспечить адекватное толкование отраженной в нем действительности. Раз­витие позитивизма началось с 30-х годов XIX в. в трудах О. Конта во Франции, Дж. Ст. Милля и Г. Спенсера в Англии, однако ре­зультаты новой методологии в исторических исследованиях сказались позже, ко второй половине века. Суммируя итоги историографии XIX в., следует подчеркнуть, что чаще всего историческая мысль продолжала определять феодализм по политическим и юри­дическим признакам. Феодализм рисовался как особая полити­ческая и правовая организация общества с системой личностных, прежде всего сеньориально-вассальных, связей, обусловленных, в частности, потребностями военной защиты. Подобная оценка не­редко сопровождалась представлением о феодализме как системе политической раздробленности.

Более перспективными оказались попытки сопряжения поли­тического анализа с социальным. Робкие в конце XVIII в., они приобретают более выраженные формы в трудах французских ис­ториков первой трети XIX в., прежде всего в творчестве Ф.Гизо. Он впервые дал подробную характеристику феодальной собствен­ности как основы сеньориально-вассальных связей, отметив две ее важные особенности: условный характер и иерархическую струк­туру, определившие иерархию в среде феодалов, а также соеди­ненность собственности с политической властью. До позитивис­тов в социальной трактовке игнорировался тот слой непосредст­венных производителей -- крестьян, усилиями которых феодал реализовывал свою собственность. Историками-позитивистами было начато изучение таких важных социальных структур фео­дального общества, какими являлись община и вотчина; их ана­лиз, в свою очередь, затронул проблему хозяйственной и соци­альной жизни крестьянства.

Внимание к экономической истории привело к распростране­нию теории, отождествлявшей феодализм с натуральным хозяй­ством. Развитие рыночных связей в этом случае оценивалось как показатель новой, уже капиталистической экономики - мнение, которое игнорировало принципиальную разницу между простым товарным и капиталистическим производством и неизбежную смену при этом типа производителя - мелкого собственника на наемного рабочего. В рамках позитивизма социально-экономи­ческие особенности средневековья выступали не как определяю­щие в системе феодальных отношений, а как данность, сущест­вующая параллельно политико-правовому строю (феодальная раздробленность - в политическом строе, натуральное хозяйст­во-в экономике). Более того, внимание к социально-экономи­ческой истории не исключало признания решающей роли лич­ных связей, что объяснялось психологическими особенностями людей средневековья. Уязвимость подобных представлений заклю­чалась не в их ошибочности, так как каждое из них отражало какую-то сторону объективной реальности, но в стремлении ис­следователей к их абсолютизации, мешавшей комплексному по­ниманию феодализма.

Развитие позитивизма, с его широким спектром видения исто­рического процесса на его экономическом, социально-политичес­ком и культурно-психологическом уровнях, а также признанием закономерностей исторического развития, не могло не направить исследователей к поиску единства в многообразии факторов. Ины­ми словами, позитивизм подготовил первые шаги структурного, или системного анализа.

Одним из результатов попыток подобного рода явилась выра­ботка исторической наукой XIX в. понятия «цивилизация». Из двух наиболее общих параметров исторического развития - место и время, - оно подчеркнуло территориальное разграничение люд­ских сообществ, сохраняющих свое особое «лицо» на протяжении всего периода существования. Внутреннее их единство определя­лось такими характеристиками, как природные условия, быт, нра­вы, религия, культура, историческая судьба. И хотя понятие ци­вилизаций включало в себя представление об их преходящем ха­рактере, время жизни каждой из них было временем «долгой протяженности».

В XIX в. в исторической науке появился и структурный термин «формация», связанный с оформлением марксисткой методоло­гии. Это понятие, наоборот, раздвинуло границы человеческой общности до масштабов планеты в целом, выделив временное де­ление исторического процесса, где единицей отсчета стали спо­соб производства и форма собственности. Системный принцип в марксистском понимании связывает разные уровни обществен­ного развития единой экономической доминантой. В марксист­ской интерпретации феодализм был одним из способов произ­водства, в основе которого лежит собственность феодалов на зем­лю, реализуемая при посредстве мелкого производителя; при этом особо подчеркивался факт эксплуатации земельным собственником крестьянина. Монизм марксисткой методологии, к тому же силь­но политизированной, не был принят в то время большинством исследователей. Жесткая детерминированность исторического процесса с подразделением на первичные - базисные и вторич­ные - надстроечные явления, действительно, таила в себе опас­ность его упрощенного понимания. В отечественной медиевистике уже советского времени эту опасность усугубила сакрализация марксистского метода, которая закрепощала науку. Абсолютизация метода нарушала комплексное видение исторического процесса, приводила к чрезмерному увлечению социологическими схема­ми, в известном смысле подменявшими анализ реальной жизни.

Историческое знание XX столетия существенно обогатило системный анализ, в частности, применительно к феодальному обществу. Решающий импульс его развитию дала «битва за исто­рию», начатая в 30-е годы представителями французской истори­ческой науки, создавшими свое направление вокруг журнала «Ан­налы». Приняв важнейшие достижения социологии XIX в. и преж­де всего признание системности мира, существующего по своим объективным законам развития, они вместе с тем заметно услож­нили представление о комплексности исторического процесса. Свойственное этим историкам «ощущение великой драмы отно­сительности» (по словам одного из основателей направления Люсьена Февра) привело их к признанию множественности связей - вещных и личностных - внутри общественной системы. Эта установка ломала механическое понимание причинности в исто­рии и представление об однолинейности развития, внедряла в историческое познание идею о неодинаковых ритмах развития различных сторон общественного процесса. Было дано более сложное толкование понятия «производственные отношения», под­черкнувшее их неразрывную связь с компонентами дознания, по­скольку отношения в сфере производства строятся людьми, кото­рые руководствуются при этом своими представлениями о них. Новые подходы вернули в историю человека, не обязательно «ге­роя» или творца идей, но обычного человека с его обыденным сознанием.

Синтез достижений мировой и отечественной исторической нау­ки XX столетия позволяет дать более глубокое и полное опреде­ление понятиям «феодализм» и «средние века», к характеристике которых мы переходим.

Характеристика феодализма

Механизм общественной системы. Понятие «феодализм» как всякое другое, принадлежит логической, а не конкретно-истори­ческой области познания. Созданное на основе конкретных ва­риантов исторического развития, оно представляет собой некий абстрактный образ социальной системы, отразивший общую суть свойственных ей явлений и процессов. Мера совпадения схемы и исторической реальности, таким образом, может быть в каждом конкретном случае различна, отражая своеобразие этой реальности. Следует также иметь в виду, что комплексный и системный под­ход к характеристике феодализма как наиболее адекватное отра­жение современного уровня исторического знания, тем не менее не является единственным подходом. В среде ученых и сейчас относительно стойки попытки свести понятие феодализм к како­му-то одному компоненту: личностным связям - наиболее тра­диционному, начиная с XIX в., представлению; менталитету сре­дневекового общества; к особой концепции личности, благодаря чему феодализм оценивается как исключительно западноевропей­ское явление. Каждое из представлений, отражая лишь отдель­ные стороны системы, не только не объясняет механизма ее дей­ствия, но и нуждается в объяснении собственной специфики. Поэтому характеристика понятия требует обращения к более об­щим и фундаментальным явлениям общественного развития.

В этом ряду следует в первую очередь рассмотреть вопрос о при­роде собственности на средства и орудия труда. Основным средст­вом производства и основным видом богатства в доиндустриаль-ных обществах являлась земля. При феодализме земля в виде круп­ной собственности находилась в монопольном распоряжении феодалов, сосредоточивших в своих руках, в силу общественного разделения труда, военную и религиозную функции.

Первая, наиболее важная особенность феодальной земельной собственности - это реализация ее при посредстве мелких произ­водителей - крестьян, которым феодал отдавал землю в держа­ние. Крестьянин, таким образом, не являлся собственником об­рабатываемой им земли, но лишь ее держателем на определенных условиях, вплоть до права наследственного держания. Его эконо­мическая зависимость от феодала выражалась в виде ренты, т.е. работы или платежей в пользу феодала (отработочной, продукто­вой или денежной ренты). Однако на земле, отданной ему в дер­жание, крестьянин вел самостоятельное мелкое хозяйство, имея в собственности дом, скот и, что особенно важно, орудия труда, этот важнейший компонент производительных сил, с помощью которых он обрабатывал имеющийся в его распоряжении учас­ток, а также запашку феодала в случае отработочной ренты. По­ложение крестьянина, таким образом, принципиально отличалось от положения как раба (тоже зависимого производителя, но ли­шенного средств производства, орудий труда, собственного хо-яйства и личных прав), так и наемного рабочего при капитализ­ме (лишенного собственности на орудия и средства производства и вынужденного продавать свою рабочую силу).

В отношениях земельной собственности обе стороны - собст­венник и непосредственный производитель - выступали как вза­имозаинтересованные друг в друге партнеры, хотя и неравные по положению. Без крестьянских рук земля феодала являлась мерт­вым капиталом, в то же время самостоятельное ведение своего мелкого хозяйства и наличие в собственности орудий труда сооб­щало крестьянину известную экономическую автономность. Пос­леднее обстоятельство породило такую особенность в функцио­нировании экономической системы феодализма, как внеэкономи­ческое принуждение, т.е. насилие над личностью производителя. Степень внеэкономического принуждения была различной - от жестких форм личной зависимости (отсутствие свободы в праве наследования или брака, иногда прикрепление к земле, продажа крестьян, физические наказания) до подчинения судебной власти феодала и ограничений в политических правах на общегосударст­венном уровне (сословная неполноправность). В системе феодаль­ных отношений внеэкономическое принуждение являлось сред­ством, с помощью которого феодал реализовывал собственность в виде ренты. Оно отражало специфику этой системы, механизм которой не действовал без политического принуждения. Здесь следует искать одно из объяснений той роли, какую играл поли­тический фактор в феодальной системе, составляя ее своеобразие по сравнению с капитализмом, для функционирования которого оказалось достаточным чисто экономическое принуждение, и об­щество позволило себе выдвинуть лозунг равенства.

Роль внеэкономического принуждения, связанная с первой осо­бенностью феодальной земельной собственности, определила ее вторую особенность: соединение собственности с политической влас­тью. Наделенность земельных собственников политической влас­тью в больших или меньших размерах - судебной, финансовой, административной, военной - обеспечивала им возможность осу­ществлять внеэкономическое принуждение.

Третьей особенностью феодальной земельной собственности являлся ее условный характер и иерархическая структура. В эво­люции земельной собственности (в западноевропейском ее вари­анте) первой формой стал аллод - безусловная и наследуемая соб­ственность; ее сменила промежуточная и быстротечная форма - бенефиций, условная собственность, получаемая за военную служ­бу пожизненно. Бенефиций в свою очередь был заменен самой развитой формой - феодом (или леном); он представлял собой наследственную условную земельную собственность членов гос­подствующего слоя, связанную с несением вассалом военной служ­бы и выполнением некоторых других обязательств в пользу вышестоящего сеньора. На основе такого реального и юридичес­кого разделения собственности сложилась иерархическая струк­тура (т.е. несколько уровней соподчинения) среди земельных соб­ственников, связанных вассально-ленными отношениями. Услов­ный характер собственности явился результатом естественного процесса внутренней консолидации феодального слоя, которая помогла ему реализовать монополию на землю. Эта особенность была более отчетливо выражена в обществах, где частный сектор в земельном фонде превалировал над государственным.

В восточной модели феодализма реальным верховным собст­венником на землю являлось государство, в отличие от западной модели, где государь располагал лишь номинальным правом вер­ховной собственности. Это не исключало на Востоке наличия част­ных владений, однако позиции их оказывались слабыми: земель­ная собственность частных владельцев обычно была подконтрольна государству; сами они ограничены в политических правах, соци­альная иерархия и система вассально-ленных связей развиты не­достаточно. Государственные крестьяне, будь то в западном или восточном варианте феодализма, могли сохранять личную свобо­ду, оставаясь зависимыми по земле, их община продолжала авто­номное существование, хотя и под контролем государства. Рента, уплачиваемая крестьянами, совпадала с государственным налогом.

Внеэкономическое принуждение, нераздельность земельной соб­ственности с политической властью, более или менее развитые вассально-ленные отношения - все это объясняет исключительную роль личностных связей в обществе: патроната, зависимости, договора, которые покрывали собой, вуалировали вещную основу этих связей.

Проблема феодальной собственности не исчерпывается харак­теристикой только земельной собственности феодала и собствен­ности крестьянина на орудия труда. По мере развития феодаль­ного, по преимуществу аграрного, общества в экономике возрас­тало значение ремесла и собственности на орудия труда в руках ремесленника, подобно крестьянину - мелкого производителя. Именно прогресс в области ремесла по линии общественного раз­деления труда и, что особенно важно, постепенного развития тех­ники и усложнения орудий труда - определил в конечном счете перспективу развития феодального общества в целом и переход к новой общественной системе с крупным производством - капи­тализму. Мелкое производство существовало как уклад в других общественных системах с социальным неравенством (свободный крестьянин и ремесленник в античности или свободный крестьянин и мелкий ремесленник-кустарь при капитализме), однако только в условиях феодализма мелкое производство являлось господству­ющей формой и основным структурообразующим элементом.

Завершая характеристику собственности при феодализме, сле­дует отметить ее корпоративный характер. Эта особенность опре­делялась уровнем развития общества и незащищенностью челове­ческой личности перед лицом природы и социальных трудностей: слабость компенсировалась силой коллектива. Однако коллектив накладывал ограничения на личность, которая могла осуществлять свои права на собственность в силу принадлежности к корпора­ции - коллективу: крестьянин - право на держание и собствен­ность на орудия труда в рамках сельской общины; феодалы - свою условную собственность в рамках вассальных связей своей общности - корпорации; ремесленник и купец - свое право на труд и собственность на орудия труда в рамках цеха или гильдии, уставу которых они подчинялись.

Корпоративизм общества нашел своеобразное отражение в его социальной структуре, которую отличало сложное переплетение классового и сословного деления. В социальной стратификации понятие «класс» имеет прежде всего экономическое содержание, и оно определяет место той или иной общности в производстве и ее отношение к собственности на средства производства и орудия труда. Этому понятию в строгом смысле соответствовали в фео­дальном обществе только два противостоящих и связанных меж­ду собой класса: феодальные земельные собственники и зависи­мое крестьянство. Сословия же отличал в первую очередь соци­ально-правовой, юридический статус общности, хотя в конечном счете и он был связан с отношением к собственности, а также с общественной функцией группы (и, следовательно, в большей или меньшей степени зависел от классового деления). Так, принад­лежность к классу крупных земельных собственников определяла господствующее и привилегированное положение феодалов в об­ществе, независимо от юридического статуса его сословий - ду­ховенства и дворянства, на которые изначально распадался класс феодалов. Крестьянство выполняло в обществе важнейшую функ­цию его кормильца и смогло к концу средневековья несколько улучшить свой юридический статус, но в целом последний отли­чался не столько правами, сколько ограничениями. Городское сословие, добившееся автономии от земельных собственников и известного политического признания в обществе, тем не менее не смогло уравнять себя с господствующим классом. Однако оно поднялось выше класса крестьянства, отчего его нередко называ­ют «средним», или «третьим» классом феодального общества. Ус­ловность подобного определения объясняется крайней социаль­ной неоднородностью этого сословия.

В средневековом обществе сословная стратификация выглядит более подвижной и активной системой, нежели классовая. Про­цесс самоопределения общественных групп мог проходить в рам­ках класса, одновременно с его возникновением или в ходе его эволюции (группа мелкого и среднего дворянства Англии, ориен­тированного на хозяйственную, а не военную функцию и претен­дующего на самостоятельную от аристократии политическую роль в обществе; боярство и дворянство в России, располагавшие разными видами земельной собственности; чиновное дворянство во Фран­ции, оформившееся благодаря аноблированию выходцев из го­родского сословия, позднее - «дворянство мантии»). Кстати, этот процесс не всегда завершался оформлением особого юридическо­го статуса, т.е. образованием сословия в собственном смысле слова.

Сословия утверждали свои права и привилегии в письменных хартиях, воспроизводя и закрепляя корпоративизм в сфере соци­ально-политической жизни средневекового общества. Средневе­ковый человек реализовывал свои юридические и политические права, право собственности или право на труд в экономической жизни через сословную общность, по принадлежности к ней. Кор­поративизм собственности и юридического статуса были харак­терной особенностью не только феодального, но всех обществ доиндустриального периода. Западноевропейский вариант развития дал пример выраженного институционального и юридического оформления этой особенности, а впоследствии и решительного разрыва с ней в капиталистической структуре с ее принципами свободной частной собственности и свободы личности.

Универсальность понятия «феодализм» в современной науке. В марксистской историографии феодализм понимался как опре­деленная стадия исторического развития, через которую прошли народы Европы и Азии, а также многие народы Африки и Латин­ской Америки. Подобное мнение отнюдь не является общепри­нятым. В исторической науке XIX в. многие исследователи не связывали этот тип социального устройства с определенным ис­торическим этапом и потому находили «феодализм» в античном мире, а «капитализм» в средневековье. В современной науке не­которые исследователи, главным образом под давлением накоп­ленных фактов, склонны абсолютизировать своеобразие регионов или стран и поэтому отказываются от идеи универсальности этого понятия, закрепляя его только за западноевропейским вариан­том развития.

Мнение об универсальности феодализма как определенной стадии исторического развития может на наш взгляд считаться корректным при некоторых оговорках:

во-первых, при условии, если признается своеобразие его кон­кретно-исторических вариантов и не только возможность, но не­избежность их расхождения с абстрактной моделью, созданной исследователями. Неслучайно в исторической науке используется понятие «классичности» того или иного явления, процесса, вари­анта развития. Под ним подразумевается только факт наиболее полного совпадения модели и ее реального воплощения;

во-вторых, представление о стадиальности развития должно до­полняться признанием многоукладности господствующей обще­ственной системы на каждой из стадий. Степень выраженности «сопутствующих» укладов, их соотношение с «ведущим» на дан­ном этапе, глубина и темпы преодоления исторически изжитых форм зависят от конкретно-исторических условий, часто выходя­щих за временные пределы стадии; следовательно,

в-третьих, стадиальный принцип членения исторического про­цесса должен быть органически увязан с особенностями цивилизационного развития, связанного с факторами долговременного воздействия (природные условия, особенности этногенеза и со­циальной психологии, религия, тип общины - восточной, гре­ческой и римской, германской, славянской и др.).

Феодальный мир.

Организация пространства. Безусловное преобладание в феодаль­ном обществе аграрных занятий, особенно на ранних этапах его развития, предопределило по преимуществу сельскохозяйствен­ную организацию его пространства, главными компонентами ко­торого были поля, луга и пастбища, огороды и сады. Основным видом поселений являлись деревни, с невысокой застройкой, не нарушающей линию горизонта. Их дома служили не только жи­льем, но и комплексом, рассчитанным на производственные нужды (содержание скота, место хранения кормов и зерна). Разнообра­зие в эту организацию вносили географические условия: природ­ный ландшафт, горы и равнины, леса и реки, а также климат, почвы, которые влияли на тип расселения (концентрированные или рассеянные деревни), виды полей, специализацию хозяйствен­ных занятий - земледелие, скотоводство, виноградарство и т.д.

Вертикаль как дело рук человеческих и архитектурная деталь ландшафта, нарушившая его монотонность, появилась со стро­ительством феодальных замков в IX-XI вв., когда материалом для них стал камень, а не дерево; со строительством романских и затем готических церквей с колокольнями, но особенно с процессом массового роста городов в XI-XII вв. и активным градостроительством. Города и вовсе изменили внешний вид и размеры посе­лений. Каменные стены обеспечивали защиту от внешнего врага; приток населения побуждал застраивать дома вверх, плотно тесня их друг к другу. Более продуманная внутренняя планировка, вы­званная потребностями экономической и политической жизни го­рода, а также требованиями гигиены, постепенно ставшие факто­рами, регулирующими организацию городского пространства, сме­нит первоначально хаотическую застройку внутри городских стен.

Развитие техники не только откроет новые возможности земли как основного средства производства, но более радикально, чем аграрные занятия преобразит ее природный облик. Хозяйствен­но-технический и архитектурный ландшафт, таким образом, материализировал социальную и экономическую эволюцию феодаль­ного общества.

Социальные институты. Вотчина и община . Оформление феодаль­ной собственности на землю привело к существенным изменени­ям в хозяйственной и социальной жизни общества. Если в услови­ях родоплеменного строя и генезиса феодализма главным хозяйст­венным и социальным организмом являлась община, то с конца VIII в. (в ряде регионов в XI в.) в Западной Европе складывается вотчина (сеньория во Франции, манор в Англии). Она концентри­ровала в себе все средства, необходимые для реализации крупной земельной собственности (хозяйственная функция), взимания ренты и внеэкономического принуждения (социальная функция). Вотчи­на, т.е. комплекс крупной земельной собственности, делился на господскую часть - домен - и землю, отданную в держание крес­тьянам. Домен включал усадьбу сеньора (жилые и служебные по­стройки), лес, луга и сеньориальную запашку, размер которой за­висел от форм ренты, а также от хозяйственной активности феода­ла. В соответствии с системой землепользования и плодородностью земли, сеньориальные пахотные земли могли лежать чересполосно с крестьянскими наделами (мансами во Франции, гуфами в Гер­мании). Как хозяйственный организм вотчина способствовала ин­тенсификации труда и развитию производительных сил, организуя простую кооперацию на барщинных работах, расчистку и внутрен­нюю колонизацию земель, внедрение новых хозяйственных мето­дов и культур. При этом она в известной мере обеспечивала эко­номическую устойчивость крестьянского хозяйства, гарантируя ему защиту от поборов государства и личную безопасность под покро­вительством сеньора в условиях феодальной раздробленности.

Хозяйственная роль вотчинника менялась по мере развития феодализма и эволюции форм ренты. С переходом к продуктовой и денежной ренте феодалы могли свернуть собственную запашку, раздав весь резерв пахотных земель в крестьянские держания. В этих условиях возрастает экономическая значимость крестьянского хозяйства, способного, благодаря усовершенствованию условий труда, способов обработки земли и повышению производитель­ности труда произвести как необходимый, так и прибавочный продукт в виде продуктовой или денежной ренты. Усиление эко­номической роли крестьянства сопровождалось его освобождением от тяжелых форм личной зависимости. В условиях эксплуатации баланс взаимоотношений феодала и крестьянина, который обес­печивал жизнеспособность последнего как производящей силы общества, нередко нарушался. Насилие со стороны феодала мог­ло вызвать разрушение крестьянского хозяйства и протест вплоть до восстаний. Таким образом, хозяйственная и созидательная роль вотчины тесно связана с ее социальной функцией как организа­ции по присвоению ренты, регулирующей административную и правовую жизнь крестьянства.

С утверждением вотчины как главного социального и хозяйст­венного организма феодального общества, крестьянская община не была уничтожена. Вотчина надстроилась над общиной, подавив собственным административным и судебным аппаратом ее поли­тико-юридические функции, но продолжала сосуществовать с ней как с первичной хозяйственной организацией, регулирующей глав­ным образом крестьянские отношения по земле - использование общинных угодий, порядок севооборота. Этой стороной своей деятельности община в известной мере влияла и на хозяйствен­ную жизнь вотчинника. Утрата прежней социальной роли вызы­вает «исчезновение» общины из источников на ранних этапах эво­люции феодализма. Однако позже, с усилением экономической роли крестьянского хозяйства и личным освобождением крестьян, община сумела частично возродить свои социальные и политико-юридические функции. В ряде стран (Франция, Италия, Испа­ния) община смогла получить статус коллективного юридическо­го лица, образовав сельскую коммуну с правом выборного управ­ления. Сельская коммуна осуществляла контроль за пользованием общинными угодьями, сбором ренты и судебной деятельностью вотчинника, организуя, таким образом, противостояние крестьян феодалу и вводя во взаимоотношения с ним договорное правовое начало, регулируемое письменной хартией. Полученные права позволяли общине выйти за рамки вотчины и обратиться с кол­лективной жалобой в государственные суды. Следует иметь в виду, что статуса коммуны смогли добиться далеко не все общины, даже во Франции, многим из них пришлось довольствоваться только частью политико-юридических прав.

Средневековый город . В триаде важнейших компонентов соци­альной жизни феодального общества особое место занимал го­род. Будучи плотью от плоти этого общества, именно город стал решающим фактором его эволюции. Импульсы, идущие от этого социального организма, объединившего в себе формы экономи­ческой, политической и духовной жизни, обозначили перспекти­вы развития общества в целом. Как центр ремесла и торговли город демонстрировал свою феодальную природу в мелком ха­рактере производства и торговли, сословно корпоративном харак­тере собственности (ремесленные цеха и купеческие гильдии), в причастности феодальной ренте в ее сеньориальной или центра­лизованной (государственные налоги) форме, наконец, во вклю­ченности города в систему феодальных связей (город как коллек­тивный вассал или коллективный сеньор). Вместе с тем именно городу общество было обязано теми решающими сдвигами в раз­витии техники, которые обеспечили ему инициативу в переходе к мануфактурному производству.

Привилегии и вольности, обретенные западноевропейским го­родом, создали горожанам статус особого сословия; как таковое оно было представлено в органах сословного представительства на общегосударственном и местном уровнях. Политическое при­знание горожан способствовало выработке в обществе новой сис­темы ценностей, в которой права человека не определялись ис­ключительно его наследственной принадлежностью к привилеги­рованным сословиям. Города, добившиеся самоуправления, реализовывали принципы коллективной выборной власти в про­тивовес авторитарному и иерархическому миру духовных и свет­ских феодалов.

Наконец, в городе были созданы особые формы культуры и ду­ховной жизни, которые способствовали секуляризации сознания, развитию опытного и рационального знания. Возникшие в горо­дах университеты стали центрами не только образованности, но свободомыслия. Оформление в Западной Европе на рубеже сред­них веков и раннего нового времени новой идеологии гуманизма и культуры Возрождения было неразрывно связано с городской жизнью и культурой.

Государство, право и церковь. Политическая организация фео­дального общества прошла в своем развитии через несколько эта­пов. В условиях переходного периода и генезиса феодальных отношений существовали политические образования в виде, как равило, недолговечных варварских королевств и раннефеодаль­ных государств. В них были сильны пережитки так называемой первобытной демократии»; королевская власть располагала весьма ограниченными принудительными возможностями. На этом эта­пе Западная Европа знала и попытки образования крупных поли­этнических, но непрочных имперских объединений, претендую­щих, подобно франкской империи Карла Великого, на преемст­венность по отношению к погибшей Западной Римской империи.

С утверждением феодальных отношений в X-XIвв. и развити­ем феодальной раздробленности политическая власть сосредота­чивалась в руках крупных земельных собственников - князей, герцогов, графов, часто лишь номинально объединенных слабой властью монарха и реализующих в своих землях тот же автори­тарный принцип власти (каждый барон - король в своих владе­ниях). На этом этапе оформляется важная особенность полити­ческой структуры феодального общества: разделение политичес­кой власти на власть в центре (на уровне общегосударственной или территориальной власти князя) и на местах - в лице земель­ного собственника. С развитием феодального общества усложня­ется природа местной власти благодаря оформлению автономно­го города, сословий или сословных групп.

В дальнейшем королевская власть начинает борьбу с этим по­лицентризмом; там, где она брала верх, происходило оформление централизованных государств. В условиях централизации возни­кала новая форма феодальной монархии с органами сословного представительства. Монарх на этом этапе централизации претен­довал на полноту верховной власти, но часто не располагал необ­ходимыми средствами для ее реализации, тогда как сословия стре­мились удержать свою автономию. Центральная власть была вы­нуждена идти на диалог с общественными силами, который воплощался в органах сословного представительства на общего­сударственном уровне (английский парламент, испанские корте­сы, французские Генеральные штаты, шведский ригсдаг и т.д.) или местном уровне, в органах самоуправления. Политическая мысль подкрепляла право сословий на участие в политическом управлении, утверждая принцип: «Что касается всех, должно быть одобрено всеми». Если центральная власть опережала в своем уси­лении процесс консолидации сословий, она ограничивала их ак­тивность или могла вообще парализовать ее. Так случилось в Ви­зантии, сумевшей в отличие от Западной Римской империи со­хранить свою государственность при переходе к средневековью. В условиях сильной государственной традиции Византия не зна­ла института сословного представительства, ее города не пережи­ли освободительного движения.

Полицентризм в Италии исключил возможность консолидации сословий на общегосударственном уровне, в масштабах всего Апеннинского полуострова, однако активность горожан здесь при­вела к созданию нетрадиционных для средневековья республи­канских форм политического устройства (города-республики). В Германии централизация сложилась также лишь на локальном, но не общенациональном уровне, что обеспечило силу провин­циальных органов сословного представительства - ландтагов.

На этапе позднего феодализма оформляется абсолютная монар­хия. Новая форма государства предполагает более высокий уро­вень централизации, увеличение властных полномочий монарха - наличие под его контролем административного аппарата, армии и налогов. Специфическая расстановка социальных сил и острая борьба между ними, связанные с разложением феодальных и воз­никновением новых, буржуазных отношений, позволяла монарху играть роль верховного арбитра и не только претендовать, но и реализовать «абсолютную» власть. Победа авторитарного прин­ципа власти сопровождалась свертыванием или даже ликвидацией органов выборной представительной власти на общегосударствен­ном, а иногда и местном уровне.

На всех этапах развития феодального общества сосуществовали в противоречивом единстве свойственные государству две функ­ции - насилия и порядка. Осуществление насилия было связано главным образом с интересами господствующей корпорации зе­мельных собственников. Государственное право (источником фор­мирования которого служили обычное право, государственное за­конодательство и римское право) обеспечивало монополию фео­далов на земельную собственность, а также статус знатности и «благородства», связанный с особыми политическими и юриди­ческими привилегиями. Через посредство государства распреде­лялись поступающие в казну налоги от податного населения в пользу господствующего слоя (служба в армии, государственные должности, пенсии). Функцию насилия могли в ряде случаев сти­мулировать также интересы элиты городского сословия - патрицианско-бюргерской верхушки горожан, несправляющейся собтвенными силами с городской оппозицией.

В качестве гаранта мира и правопорядка по отношению к обществу в целом монарх вступал в диалог с различными социальными силами, что расширяло социальную базу власти. Формы этого диалога могли быть различными: органы сословного пред­ательства, королевский суд с правом апелляции к нему, подтверждение центральной властью документов правотворчества податных сословий (городских хартий и городского законодательства, хартий сельских общин). В реализации государственной политики обе функции тесно переплетались. Это, в частности, объясняет антигосударственную направленность многих восста­ний, а также нередкие факты временной «вертикальной» соли­дарности в них различных общественных сил (общий протест про­тив налогов, злоупотреблений чиновников, централизаторских уси­лий монархии, нарушавших автономию и привилегии отдельных общественных групп или крупных феодалов).

Средние века были временем господства мировых религий - буддизма, ислама на Востоке, христианства в Европе. В связи с этим в Европе церкви - римско-католическая, православная гре­ческая и на позднем этапе феодализма протестантские - стали ведущими факторами духовной и социально-политической жизни. Вплоть до XII в. христианская церковь в Западной Европе имела почти монопольное влияние на духовную жизнь общества, фор­мируя его религиозное сознание и способствуя развитию культу­ры - письменности, литературы, философии, архитектуры и изо­бразительного искусства. Именно церковь на этом этапе являлась главной хранительницей античного культурного наследия. Хрис­тианская религия способствовала созданию и укреплению цивилизационного единства Европы, приобщая европейские народы к новым этическим ценностям. Вместе с тем церковь занимала положение крупного земельного собственника (в ее распоряже­нии находилась примерно треть земельного фонда в каждой из западноевропейских стран), а также главной идеологической силы феодального общества, чье учение освящало феодальные порядки.

Периодизация эпохи средневековья в Западной Европе

Согласно периодизации (неизбежно условной), принятой ми­ровой и отечественной наукой, у истоков средневековья в Запад­ной Европе стоит крушение во второй половине V в. Западной Римской империи. Встреча двух миров - античного греко-рим­ского и варварского (германского, кельтского, славянского) - стала началом глубокого переворота, который открыл новый, средневе­ковый период в истории Западной Европы. Для истории Визан­тии началом средневековья считается IV век, когда Восточная Римская империя обрела самостоятельность.

Сложнее выглядит в науке решение вопроса о рубеже между средними веками и новым временем. В зарубежной историогра­фии их границей обычно считают середину или конец XV в., свя­зывая его с такими явлениями как изобретение книгопечатания, завоевание Константинополя турками, открытие Америки евро­пейцами, начало Великих географических открытий и колони­альных захватов. С точки зрения общественных изменений этот рубеж фиксирует начальные стадии смены систем - феодальной на капиталистическую. В недавнем прошлом отечественная наука отодвигала начало нового времени к концу XVIII в., относя его к французской буржуазной революции и беря в расчет вариант бо­лее длительного вызревания новой системы и более решительно­го разрыва со старым. В практике преподавания пока принято считать условным концом средневековья первую буржуазную ре­волюцию общеевропейского значения - английскую революцию 1640-1660-х годов, положившую начало господству капитализма в Западной Европе и совпавшую с окончанием первой общеевро­пейской Тридцатилетней войны 1618-1648 гг. Эта периодизация принята в данном учебнике.

Необходимо отметить и новые тенденции в современной отече­ственной науке, которые вносят существенные коррективы в про­блему периодизации. Это прежде всего стремление исследователей развести понятия «средние века» и «феодализм». Их отождествле­ние в конце XVIII в., как отмечалось выше, явилось серьезным достижением исторического познания, сделавшего первый замет­ный шаг к признанию социальной истории. Новая тенденция привела к попыткам отнести верхнюю хронологическую границу «средневековья» к концу XV - началу XVI в. Подобные новации объясняются не формальным желанием унифицировать периоди­зацию средневековья с западной историографией, но новым уров­нем исторического познания. Историческая наука в конце XX столетия выработала более уравновешенный и гибкий синтез «структурной» и «человеческой» истории, который стал возмож­ным благодаря переоценке роли сознания и социально-психоло­гического фактора в общественном процессе, а также восстанов­лению в правах событийной истории. Все это позволяет иначе посмотреть на такие события рубежа XV-XVI вв. в Западной Ев­ропе, как гуманизм и Реформация, или Великие географические открытия. Получив импульс от глубинных и потому гораздо ме­нее подвижных изменений в общественной жизни, именно эти явления вызвали такие сдвиги в сознании и духовных ценностях, которые создали новый образ мира, означавший решительный разрыв со средневековьем.

В тесной связи с отмеченной новацией в среде отечественных медиевистов утверждается стремление выделить «переходные периоды» в качестве особых этапов, если и не самодостаточных, то имеющих собственные законы развития. Современные ученые приводят, в частности, убедительные аргументы в пользу само­ценности переходного периода XVI-XVIII вв., который получил название «раннего нового времени».

Историю средневековья для Западной Европы принято делить на три основных периода, отличавшихся разным уровнем соци­ально-экономического, политического и культурного развития.

I. Конец V - середина XI в. - период раннего средневековья , когда феодализм только складывался как общественная система. Это предопределило крайнюю сложность социальной ситуации, в ко­торой смешивались и трансформировались общественные груп­пы античного рабовладельческого и варварского родоплеменного строя. В экономике господствовал аграрный сектор, превалиро­вали натурально-хозяйственные отношения, города сумели сохра­нить себя как экономические центры преимущественно в районе Средиземноморья, которое являлось главным узлом торговых свя­зей Востока и Запада. Это было время варварских и раннефео­дальных государственных образований (королевств), несущих на себе печать переходного времени.

В духовной жизни временный упадок культуры, связанный с гибелью Западной Римской империи и натиском языческого бес­письменного мира, постепенно сменялся ее подъемом. Решаю­щую роль в нем сыграли начавшийся синтез с римской культурой и утверждение христианства. Христианская церковь в этот пери­од оказывала решающее воздействие на сознание и культуру общества, в частности, регулируя процесс усвоения античного наследия.

II. Середина XI - конец XV в. - период расцвета феодальных от­ношений , массового роста городов, развития товарно-денежных отношений и складывания бюргерства. В политической жизни в большинстве регионов Западной Европы после периода феодаль­ной раздробленности формируются централизованные государст­ва. Возникает новая форма государства - феодальная монархия с сословным представительством, отразившая тенденцию к усиле­нию центральной власти и активизации сословий, в первую оче­редь городского.

Культурная жизнь идет под знаком развития городской культу­ры, которая содействует секуляризации сознания, становлению рационализма и опытного знания. Эти процессы были усилены с оформлением уже на данном этапе культуры Возрождения идео­логии раннего гуманизма.

III. XVI-XVII вв. - период позднего феодализма или начала раннего нового времени. Экономическая и социальная жизнь характеризуется процессами разложения феодализма и генезиса раннекапиталистических отношений. Острота социальных противоречий вызывает крупные антифеодальные общественные движения с активным участием широких народных масс, которые будут содействовать победе первых буржуазных революций. Оформляется третий тип феодального государства - абсолютная монархия. Духовную жизнь общества определяли раннебуржуазные революции, позд­ний гуманизм, Реформация и контрреформация. XVII век явился переломным в развитии естественных наук и рационализма.

Каждый из этапов открывался и сопровождался крупными пере­движениями народов по территории Европы и вне ее: в IV в., VI- VII вв. - движение гуннов, германских и славянских племен; экс­пансия скандинавских народов, арабов и венгров на рубеже пер­вого и второго этапов, крестовые походы западноевропейцев на Восток и в Восточную Европу в XI-XIII вв.; и, наконец, колони­альные захваты западноевропейцев на Востоке, в Африке и в Аме­рике в XV и XVI вв. Каждый период открывал перед народами Европы новые горизонты. Обращает на себя внимание все убы­стряющийся темп развития и сокращение временной протяжен­ности каждого последующего этапа.